— Я… я лучше пойду.
Джеймс кивнул, и она, сделав глубокий выдох, ринулась в гостиную, а оттуда пулей вылетела в холл. Когда стала открывать ключом дверь номера, увидела, как дрожат пальцы. Но дрожали они не от холода, а от пережитого эмоционального потрясения.
После ее третьей попытки дверь открылась, Кэтрин, не включая свет, подбежала к кровати, быстро разделась и нырнула под одеяло. Простыни нагрелись быстро, но дрожь не проходила. Теперь, в теплой и мягкой постели, у нее дрожали не только пальцы. Дрожало и даже слегка подергивалось все ее перевозбудившееся, упругое тело.
Когда они встретились на следующее утро за завтраком, Джеймс не представлял, как могла повести себя Кэтрин. Они были слишком мало знакомы, чтобы он мог предугадывать ее действия или ход мыслей; спустя два дня после их первой встречи она по-прежнему оставалась для него, говоря математическим языком, неизвестной величиной.
Однако завтрак прошел спокойно, без всяких неожиданностей. Они говорили о пустяках и, казалось, совсем забыли о том, что произошло вчера на балконе. Потом Кэтрин отлучилась на полчаса к себе в номер, а Джеймс вплотную занялся списком практических дел, которые надо было успеть завершить еще сегодня до возвращения в Нью-Йорк.
Спустя час они уже сидели за столом в семейном люксе «Роккаттеров» и работали. Оба трудились с подъемом, слаженно и продуктивно. Джеймс отредактировал, а Кэтрин перепечатала договор с Диллоном Марлборо и его поверенным; кроме того, магнат Роккаттер надиктовал своей новой секретарше четыре меморандума и три письма.
И вот теперь они, блаженно расслабившись, опять сидели в том же самолете, который уносил их из Дулута в «чудо-город Америки». Они вылетели в Нью-Йорк сразу после завершения переговоров, ибо оба хотели побыстрее вернуться домой.
Принимая от бортпроводницы подносы с напитками и закуской, Джеймс задумался. Итак, вырвавшийся вчера наружу гейзер страсти сегодня, кажется, успокоился и вновь исчез в темноте земли. Он не находил объяснения своему вчерашнему поступку, но знал, что его поведение по отношению к новой сотруднице компании граничило с безумием. Теперь же, слава богу, все кончено. Все хорошо, что хорошо кончается. Судя по всему, они оба уже успели забыть обо всем. Как будто ничего и не было. Ни поцелуев, ни сумасшедших объятий… С самого утра, когда он увидел бодрое выражение ее лица, его начал глодать гнусный червячок обиды: неужели она могла так легко и быстро забыть то, что между ними произошло вчера?
Да, с самого утра Кэтрин, как ни в чем не бывало, вновь являла собой классический эталон секретарши, к которой комар носу не подточит. Когда принесли еду, она аккуратно отложила в сторону рабочий блокнот, изящно положила ногу на ногу и элегантно поправила и без того безукоризненную прическу.
— Расскажи мне о своей дочке, Кэт.
Джеймс обратился к ней с такой неожиданной просьбой, чтобы напрочь отвлечься и окончательно выбросить из головы вчерашнюю сцену на балконе. Лицо женщины тотчас осветилось обаятельной улыбкой, и он понял, что выбрал правильную тему для их беседы за ланчем.
— Ее зовут Энни, и ей годик и восемь месяцев, — услышал он ее голос. — Волосики у нее темно-каштановые, глазки карие, а на щечках — такие хорошенькие-прехорошенькие ямочки!
Мужчина не смог сдержать улыбки, и вдруг в этот же самый момент он ощутил вкус поданной пищи: она была просто великолепна! Отглотнув из чашки ароматный кофе, Джеймс бросил веселый взгляд на собеседницу и спросил:
— И чем же может заниматься такой человечек?
Кэтрин проглотила кусочек пирожного и на мгновение задумалась; потом произнесла:
— О, в этом возрасте все малыши похожи на машинки с вечным двигателем. Зачем ученым ломать голову над изобретением перпетуум-мобиле? Ведь он уже давно есть у человечества, и он рядом с нами — в наших детях! Мою Энни жутко интересует буквально все, она во все сует свой носик, и ее ни на минуту нельзя оставлять одну.
— Она уже умеет говорить?
Кэтрин лукаво посмотрела на него и сказала:
— Я вижу, тебе не очень-то часто приходится иметь дело с детьми, не правда ли?
— Да, правда. — Джеймс, казалось, на секунду снова ушел в себя. — Моя жизнь проходит вдалеке от детей. Следующее поколение Роккаттеров еще не обозначилось в этом мире, так что у меня пока нет ни племянниц, ни племянников, чтобы я мог получать какой-то опыт общения с самым маленьким сословием наших граждан.
— А тебе хотелось бы иметь своих собственных детей?
С его языка уже готов был сорваться стандартный в таких случаях ответ, начинающийся со слова «конечно», когда он неожиданно для самого себя заколебался; а через несколько секунд она услышала:
— У меня на этот счет нет определенного мнения.
От удивления женщина взметнула одну бровь вверх и словно нараспев медленно произнесла:
— Что ж, звучит нестандартно, свежо и честно.
— Поскольку, как мне сдается, — он равнодушно пожал плечами, — забота о продолжении рода Роккаттеров ложится на мои плечи, я обязан иметь потомство, но другое дело — хочу ли я иметь его.
— Ребенок не должен быть обязанностью, — мягким голосом, но с твердой интонацией сказала Кэтрин.
— Ты права, — честно признался Джеймс. — Я спорол глупость. Извини.
— Не извиняйся. Просто не заводи детей, если не хочешь иметь их. — В ее глазах блеснули колючие искорки. — Они слишком дороги. Я знаю, о чем говорю, потому что одно время сама не была уверена, хочу ли рожать их. А когда забеременела, стала всерьез копаться в своей душе, изрыла всю ее до самого дна — и моя жизнь изменилась. Получилось так, что я оказалась матерью-одиночкой; но если даже у ребенка нет рядом одного из родителей, все равно иметь его, воспитывать, наблюдать, как он взрослеет, — это счастье в жизни. По крайней мере для меня.